Статский советник: на главную… 

Пресса

Интервью с Никитой Михалковым, продюсером картины «Статский советник»

Редактор сайта: Никита Сергеевич, признайтесь, Вы ожидали, что у фильма «Статский советник» будет такой успех?

Никита Михалков: Честно говоря, у меня даже нет каких-то комментариев по этому поводу. Я совершенно поражён. Может быть потому, что я давно не находился в зале, когда идет картина с моим участием — каким бы то ни было — актёрским, режиссерским. Но, во-первых, меня поразило то, что на пресс-конференции и здесь в Москве, и в Питере, и в Пензе, и в Нижнем Новгороде вопросы были намного шире, чем вопросы просто о кино. Потому что картина поднимает проблемы, которые касаются сегодняшней конкретной жизни. Это очень важно, потому что я вообще считаю, что любая картина, вне зависимости от того, когда происходит действие в этом фильме: в 19-м, в 18-м веке, в каменном веке, но она тогда живая, когда отвечает или, по крайней мере, ставит одинаковые вопросы со зрителем, который сидит в зале.

Р.с.: Как продюсер Вы настаивали на том, чтобы картина получилась камерной, без обилия спецэффектов?

Н.М: У нас была другая задача, такой жанр задуман изначально. Хотя в картине есть некоторые спецэффекты, но они как бы в быту картины находятся. Они не должны, что называется, вырываться, и поражать зрителя своей необычностью и многосложностью.

Р.с.: Роль Пожарского Вам предложил Янковский, или Вы сами выбирали, кого играть?

Н.М.: Я предложил на роль Пожарского свою кандидатуру, потому что мне очень нравится эта роль. Мало того, мне кажется, что она наиболее прописана и в романе, и надеюсь, что это в какой-то степени оказалось и в картине. Вы понимаете, вообще-то негодяя или человека противоречивого всегда играть проще, чем такого героя, скажем, как Фандорин. Потому я считаю, что Олег проделал ювелирную работу, тяжелейшую работу, когда практически нет материала, есть только созерцательность: он смотрит, думает, мыслит, анализирует и как-то поступает, вся работа происходит внутри. Это дико трудно играть. И нужно обладать огромным опытом и талантом, таким, каким обладает Олег Меньшиков, чтобы это как бы ничего-не-де-ла-ние выливалось в ту тайну, за которой интересно следить. Мне-то было проще: мой персонаж — цинично открытый и определенный. Он говорит правду и, причем такую правду, которую люди вообще не говорят. Но он ее говорит, потому что ему так проще. И он шокирует этой правдой, это — один из его методов завоёвывания пространства. И, конечно, в этом столкновении моё положение намного более выгодное, чем у Олега. Я думаю, что Фандорин в его исполнении — это самый правильный рисунок, который мог быть. Они как лёд и пламя. И как раз в этом соединении и возникает определенная реакция, искра.

Р.с.: Очень радует, что в картине нет черно-белого решения проблемы, все персонажи многослойны.

Н.М.: Я тоже очень рад, что это именно так. Даже Грин и Игла могут вызвать сочувствие. Там ведь и несчастная любовь и одиночество какое-то, а мальчики из БГ? Один ребенок совсем, другой такой увалень, читает про графа Монте-Кристо, такие искренние люди. Кем Грину руководить-то? Кем командовать, вот этими ребятами? Здесь есть живые люди, за каждым человеком есть его правда, есть судьба. Думаю, зрителей и привлекло то, что здесь нет иероглифов: мерзавец, герой, террорист, проститутка. В фильме всё по Станиславскому, который говорит: «Ищи в дурном хорошее, в хорошем дурное». И мне кажется, что это самый правильный путь, который был выбран, и слава тебе, Господи, что мы все-таки по нему прошли, как по бритве, не опасаясь, что это будет скучно смотреть. Я убедился ещё раз, что наш зритель так или иначе, пусть подсознательно, но воспитан на великой русской литературе, где есть слово, разговор, не только стрельба и, так называемый липовый монтаж, но когда можно словом воздействовать на человека, а не только ударом зубодробительного кулака по челюсти. И для меня это очень отрадно.

Р.с.: Известно, что Вы серьезно работали над ролью Пожарского, сами придумали его «чудо-пистолет», дописывали текст, придумывали сцены.

Н.М: Мне принципиально не интересно играть мерзавца, исчадие ада. Поэтому, конечно же, мне нужно объяснение, что это за человек? Если прихожу к выводу, что это одинокий человек, который верит в то, что он говорит, мало того, то, что он говорит сейчас в конце 19-го века, в первой четверти 20-го века всё точно сбылось: и возникновение того же самого Иосифа Виссарионовича и так далее… Поэтому, мне думается, что как раз вся структура внутренняя Пожарского требовала того, чтобы мы, я, по крайней мере, для себя его объяснил. А когда я для себя его объяснил, я тем самым стал объяснять его и зрителям, высказываясь от имени Пожарского. И зритель шокирован результатом этой истории, потому что методы чудовищны, но потом задумывается и говорит: «Бог его знает…». Я думаю, из этого высекается некая глубина характера. Мы просто от этого отвыкли, от этой школы актерского мастерства. Вы понимаете, очень многие сегодняшние молодые, талантливейшие режиссеры, которых я очень люблю, уважаю, учусь у них, видя, как они владеют формой, как они роскошно используют монтаж, как они роскошно пользуются компьютерной графикой, как это всё невероятно технократично и увлекательно. И, вот, идет такая картина, а потом два героя садятся на кухне, разговаривают о чем-нибудь серьезном, и вдруг всё мимо! Казалось бы, ребята, если вы такое умеете, а это-то? А это, оказывается, самое трудное. Оказывается, жизнь человеческого духа, как люди влияют друг на друга, как они энергетически взаимодействуют, как строится их диалог, как мы прослеживаем за движением их состояния — это уж совсем другая история. И этому нужно учиться, а учит этому литература. Поэтому, думаю, что как раз в этом контексте «Статский советник» сегодня и есть в какой-то степени новое слово.

Р.с. Некоторые фразы картины уже цитируют, скоро они, наверное, уже афоризмами станут. Говорят, большую часть Вы придумали?

Н.с.: Что-то я, что-то другие ребята. Когда атмосфера на площадке легкая, творческая, это как-то само собой происходит. Огромнейшее счастье работать с азартными людьми, когда ты кидаешь реплику, и на нее набрасываются мгновенно, скажем, тот же Миша Ефремов или Федя Бондарчук. То есть за всем за этим была та легкость импровизации, которая возникает не потому что не знают, что делать, а потому что настолько знают, что делать, что могут от этого оторваться. Это принципиально разные вещи. Импровизация потому что не знаешь текста — это чудовищно. Это беда, это катастрофа. А импровизация, которая рождена очень подробной и большой работой, идет только в плюс. Я это очень ценю. И реплики, которые наверняка пойдут в народ, тем и хороши, что они органичны. Там много того, что, мне кажется, воспринимается зрителем живо и современно.

Rambler's Top100

© 2005 Студия «ТРИТЭ». Все права защищены. Полное или частичное копирование материалов запрещено. При согласованном использовании материалов сайта необходима ссылка на ресурс.
Создание сайта — Элкос.

СДД

СДД… Разгадать эту загадку удалось только Фандорину. Хочешь узнать и ты? Ответ найдешь в кино.